Жизнь в три акта

Тело в состоянии покоя. Таламус, глубинный центр всего сущего, резонирует сам с собой, столь замедленно, что его звук напоминает слабый неясный шум. Все конечности неподвижны, а метаболизм сведён к минимуму, ничего не плывёт через кровоток, кроме нескольких спокойно дрейфующих гормонов. Удары сердца, лёгкие, наполняемые воздухом и опустошаемые, – всё работает на малых оборотах, как обычно. В нескольких местах кожа немного подрагивает от еле заметных электрических сигналов, посылаемых подключёнными мониторами.

В лёгкие попадает неизвестное вещество, нагнетаясь в бронхиолы вместе с кислородом и проникая через них в капилляры и далее – в кровоток. Чуть позже, работа центральной нервной системы приглушена, и, хотя и появляется вспышка деятельности в таламусе, состояние покоя не нарушается.

Целостность кожи впервые нарушена. Появляются несколько проколов выше сгиба каждого локтя, так же ощущаются прикосновения немного ниже сердца. Иглы двигаются с механической точностью, проникая в вены и закачивая химикалии. Несколько меньших проколов сделаны вдоль основания позвоночника, и линия длинных узких игл очень медленно проникает в субдуральную область. Эти иглы вливают единичную дозу чего-то, что немедленно притупляет всю автономную нервную систему, но не затрагивает мозг, который и так пока не расположен переходить в возбуждённое состояние.

Тело начинает меняться. Так как химикалии изначально вкачивались далеко от сердца, их действием первоначально затронуты конечности и более простые внутренние органы. И, конечно же, кровь. Обычные клетки крови начинают отмирать, одна за другой; их поверхности съедены внедрённым веществом, в то время как новые, более здоровые клетки миллионами выкачиваются из костного мозга. Эти новые клетки, чья способность переносить кислород значительно превышает возможности старых и умирающих, созревают за несколько мгновений. Затем наступает очередь лёгких: их альвеолы приспосабливаются поглощать больше кислорода, чем тело может потребить. Мускулы, сопровождаемые другими органами, поспешно реагируют, с жадностью пируя этим новым кровавым потоком.

Как только химикаты достигают мозга, начинаются серьёзные изменения. Сухожилия укрепляются и удлиняются, без нагрузок на них. Кости съедаются, их пористые, похожие на бумагу, останки покрываются липким осадком, который проникает внутрь отвердевшего материала, вступает в реакции с ним и создаёт связи, застывая в конечном итоге в виде похожих на матрицы структур, которые значительно крепче исходного материала. Сердце изменяется меньше, его желудочки просто расширяются, чтобы справляться с доставкой потока крови более сильному телу. Оно переживает момент пальпитации, но быстро восстанавливает ритм, и иглы продолжают вкачивать реагенты.

* * *

Тело подвергается воздействию экстремально суровых условий. Мускулы последовательно натягиваются и скручиваются, то в верхних секциях скелета, то в нижних, а затем ещё раз перекручиваются, более сильным воздействием, намного опережающим предыдущие темпы. И, хотя скорость роста сердца оказалась ниже, чем ожидалось, объём лёгких стремительно увеличился. Остальные органы не отстают, набирая темп как ребёнок, который научился ходить и теперь упивается радостью бесконечного стремительного движения.

По достижении естественного предела этого роста, всё так же проверяется, с энергией, которая граничит с самоуничтожением. Это, например, лишение сна. И таламус, который когда-то выполнял свои функции спокойно и последовательно, теперь регулярно и немилосердно помещается и выдёргивается из состояния быстрого сна; его волны пронзают всё вокруг в унылой панике. Кожа регулярно подвергается экстремально низким и высоким температурам, но мозг учится компенсировать эти колебания, с высокой скоростью сжимая и расширяя сосуды. Несмотря на свой увеличенный размер, новые клетки крови пластичнее, чем их более старые версии, они могут добираться до самых отдалённых уголков тела, даже когда они заблокированы внешним воздействием. Теперь это сильная и эластичная система: заблокированная, свёрнутая, как пружина, в спираль и ждущая.

В определённый момент тело расслабляется, уходя в состояние покоя настолько глубоко, насколько это только возможно. Немного адреналина всё ещё курсирует через кровоток, а различные системы находятся в состоянии полупокоя, но мозг приказывает, чтобы все успокоились и отступили. Ожидание.

Через тело проходит небольшой электрический сигнал, его источник – контакт, расположенный на лодыжках. Он принуждает мышцы ноги напрягаться, дёргаться и, в конце, биться в конвульсиях, действуя каждая против всех остальных. Каждый мускул медленно разрабатывается: поток конвульсий достигает максимальной амплитуды, запасы гликогена исчерпаны, и молочная кислота выкачана обратно в кровоток. Лёгкие работают с перегрузкой, до момента, когда зрительная зона коры мозга перестаёт справляться с расшифровкой информации, а лабиринт внутреннего уха уже не может поддерживать надлежащее чувство равновесия. Ощущая это, мозг, который хранит таламус и производство дельта-волн в состоянии равновесия, приказывает ослабить сокращения диафрагмы. Они неохотно ослабляются, и общее равновесие медленно восстанавливается. Поток электричества перемещается через икроножные мышцы и бедро, затем отделяется один контакт, который начинает обрабатывать брюшную нервную цепочку, и другой, который поднимается до литеральной. Они чередуют своё воздействие с двух сторон, и в этот момент всё начинает происходить не так, как должно.

Один спинной мускул, который был недостаточно тренирован, растягивается слишком сильно. В ответ, корпус тела, который тренировался под гораздо большими нагрузками, начинает корчиться в судорогах и спазмах. Эти судороги комбинируются с напряжением мускула, который под воздействием всего этого начинает разрываться на части, его бороздчатые прожилки трещат, как тросы моста во время торнадо. Надпочечники сходят с ума, качая адреналин и кортикостероиды самыми высокими темпами, на которые они способны. Таламус, до сего момента загнанный в рамки бездействия, быстро просыпается. Потерян сознательный контроль над лёгкими, из которых выкачан практически весь воздух, а голосовые связки вибрируют на такой высокой ноте, что слизь на них начинает высыхать. Кровь двойными дозами приливает ко всем конечностям, что только усиливает судороги тела и разрушение спинного мускула. Сердце, фактически, уже начинает агонизировать, но перебои в его работе не заметны за маской адреналинового шторма.

Поверхность кожи повреждается проникновением, и вены начинают заполняться успокоительным. Боль остаётся, но система начинает непроизвольно расслабляться; судороги замедляются и, наконец, прекращаются; мозговые ритмы сглаживаются, а потрёпанные надпочечные железы возвращаются к нормальному состоянию. Некоторое время всё спокойно. Затем, пятно на спине, прямо над порванным мускулом, покрывается чем-то, что начинает проникать внутрь. Целостность кожи не нарушена, но этот процесс похож на то, как вода проходит через влажную ткань, и кожа в этом месте становится очень тёплой. Мускул так же нагревается, хотя из него и уходит кровь. Его волокна вытягиваются и начинают жадно пожирать излишек питательных веществ, которые поставляются окружающими мускул клетками. Затем они начинают переплетаться, становясь более сильными и пластичными, трансформируясь в шнуры большей прочности.

Кожа обнажена. На торс воздействует небольшой электрический импульс, и тело медленно изгибается, растягивая спинной мускул. Он остаётся целым, и мозг, притуплённый и бездействующий, не регистрирует признаков опасности.

Барабанные перепонки, до сих пор счастливым образом свободные от раздражителей, получают звуковой сигнал, который притупляет альфа-ритмы и быстро возвращает сознание. Мозг снова получает все свои права, и мышцы тела мягко сокращаются и расслабляются. Надпочечники производят немного больше, чем требуется, но ничего не повреждено. Тело готово.

Позже оно подвергнется тяжёлому воздействию движением, для проверки матриц костей, но кости выдержат.

В конце тело испытает подъём и падение, а обоняние сообщит, что запахи стали другими.

* * *

Состояние отдыха становится более трудно достижимым процессом, чем раньше, а дельта-волны присутствуют только слегка; организм выдёргивает себя в сознательное состояние от малейшего раздражителя, действует ли он на барабанные перепонки, нос, или кожу. Для надпочечников это хорошая практика. Они выручают каждый раз, щедро поставляя кортикостероиды, но, в конечном счёте, мозг каждый раз их сдерживает.

Температурные шоки, оказывается, были полезны, так как кожа теперь подвергается более высоким колебаниям температуры, в большие отрезки времени, чем это было раньше. Высокая температура не приносит вреда, но оказывает влияние на контроль за желудком, и уже произошло несколько случаев, когда сочетание адреналина, жара и высокой активности в предлобной коре заставляло живот освобождаться от содержимого. В конечном итоге, состав проглатываемой пищи меняется: немного снижается содержание жира и крахмала, увеличивается количество сложных углеводов, волокон и различной органики. Так же снижается количество употребляемого алкоголя, и, в конечном итоге, живот успокаивается и остаётся в стабильном состоянии.

Некоторое время тело находится в покое, в специальном углублении. Все процессы протекают в ровном темпе, железы функционируют, и, если и замирает иногда биение сердца, остальная часть организма это компенсирует.

Наконец, когда барабанные перепонки подвергаются воздействию, и таламус переходит в возбуждённое состояние, и тело предоставлено самому себе, шоковое состояние не достаточно сильно, чтобы вызвать какую-нибудь фиксацию. Барабанные перепонки нормально принимают и фильтруют всё, что могут, в то время как и зрительная кора головного мозга, и участки контроля моторики – всё выполняет свои специализированные функции, для выполнения ряда задач, которые уже давно были вложены в подсознание. Тело поднимается и начинает бежать; руки, несущие смертельную ношу, немного напряжены, кожа на пальцах охлаждается при контакте со сталью. Сейчас во владение вступает зрительная зона коры головного мозга; голова двигается вперёд и назад, в это время поршни ног и легкие усиленно работают; время от времени тело будет останавливаться, приседать, обрабатывать визуальные данные и реагировать движением рук, передачей каких-нибудь сигналов, или небольшим напряжением пальца.

Именно во время одного такого приседания барабанные перепонки начинают регистрировать громкий вой, и немедленно после этого появляются широкомасштабные повреждения кожи, она не просто разорвана, но раскромсана; вены и мускулы рвутся на куски. Брюшные мышцы напрягаются так сильно, как только могут, воздух в лёгких кончается, голосовые связки вибрируют с высокой частотой. Все системы начинают работать независимо; ноги отказывают, руки сводит судорогой, барабанные перепонки вибрируют под безжалостным: "Тра-та-та!"; мочевой пузырь работает с перегрузкой, как и надпочечники, которые изливают свои секреты с такой скоростью, будто у них не будет завтра. Адреналин курсирует по системе в беспрецедентных нормах, в то время как клетки крови, переполненные кислородом, поставляют его любым конечностям, которым могут, прежде чем вытечь через разорванную кожу наружу; и во всей этой неразберихе сердце, исправно отсчитывающее удары до этого момента, теряет контроль: оно бъётся в судорогах, бастует, останавливается. Тело бъётся в конвульсиях, глаза беспорядочно вращаются в своих впадинах, и в эти моменты беспорядка и выстрелов боли мозгу хватает времени только на то, чтобы понять, что его отключили от потока жизни, а барабанные перепонки могут только обработать последний, быстро приближающийся шум, прежде чем тело будет сокрушено, изрезано и сожжено силой, намного превышающей ту, которую оно когда-либо испытывало. Даже кости наконец сдаются, и их треск – последние звуки перед тихими, финальными объятиями смерти.